Читайте мое интервью в февральском номере журнала "Лилит".
Говорят, писатель всю жизнь пишет одну книгу – о себе. Героини романов Екатерины Вильмонт очень разные. Но своим безудержным оптимизмом, женственностью и обаянием они, безусловно, напоминают автора. Поэтому вместе с Екатериной сегодня будут говорить ее героини…
Получаю удовольствие от самой жизни.
«Я родилась в семье известных литераторов. Имена Гете, Шиллера, Лессинга, Томаса Манна я слышала с пеленок» («Дети галактики»).
Мой отец, Николай Вильмонт, был не только переводчиком – он был писателем, крупнейшим литературоведомгерманистом. Переводил стихи. А мама, Наталия Ман, переводила прозу с французского («Лекарь поневоле» Мольера), немецкогои английского (Джек Лондон, Арчибальд Кронин, Сомерсет Моэм).Половина романов Томаса Манна у нас опубликованы в переводе моей мамы. Нет, Манном она занималась не изза своей фамилии. Я тоже 30 лет была переводчиком германоязычной литературы – ГДР, ФРГ, Австрии и Швейцарии.
«А я переводчица с немецкого, иногда еще даю уроки» («Полоса везения»).
Да, это мой собственный опыт. Язык я знала благодаря родителям.
Формально окончила какие-то курсы немецкого, но все знания получила дома. Первый заказ на перевод? Однажды мне дали попробовать, и все получилось. У меня к литературным переводам были явные способности и склонности. Сначала, конечно, считали, что за меня все делает мама, а потом все поняли, что я работаю сама, и работаю достаточно хорошо.
Моя мама была очень властным человеком. А я– очень поздним ребенком,единственным, обожаемым. Мама меня баловала безмерно. Я должна была соответствовать всем их идеалам. Но я не соответствовала…
«Мама, мне пора, меня ждут». – «Иди, от тебя одни неприятности. Удивительная дочь». Мне хотелось сказать, что не я удивительная дочь, а она просто поразительная мать, но смолчала» («Два зайца, три сосны»).
Это не имеет отношения ко мне. У меня были прекрасные отношения с родителями, хотя не могу сказать, что не было проблем. Моя мама была очень властным человеком. А я – очень поздним ребенком, единственным, обожаемым. Мама меня баловала безмерно. Ей было 38 лет, когда я родилась, папе – 45. Я должна была соответствовать всем их идеалам. Но я не соответствовала, поэтому, увы… Чем не соответствовала? Ну, вопервых, я была толстая. Папа и мама тоже были толстыми, но маме хотелось, чтобы я была просто безукоризненной. Хотя она сама, собственно, ничего для этого не делала. Тогда здоровому образу жизни придавалось значительно меньше значения, чем сейчас, даже вообще никакого. Вовторых, мама хотела, чтобы я вышла замуж, но почему-то все кандидаты были недостаточно хороши. Еще мама хотела внуков, но все както не получалось и не получалось…
«Соньку нужно срочно выдать замуж! Хотя я это твержу уже более двадцати лет, но ничего не получается» («Три полуграции»).
Это немножко другое. Это вообще случается, а в еврейских семьях чаще других – обожающие и деспотичные мамы. Но при всем том моя мама была вполне демократичной. Когда я, например, сказала, что еду на Урал поварихой в геологическую партию, мама нисколько не возражала. Она считала это правильным для приобретения жизненного опыта. И это правда, я очень многое оттуда привезла. В общем, сказать, чтобы с мамой была проблема, нельзя. Или всетаки была, но не глобальная. Хотя, наверное, если сейчас это както подспудно вылезает в романах…
«Боже мой, Элка, какая ты толстая!» …Чего угодно ожидала она от встречи с матерью после стольких лет, но такое!» («Курица в полете»).
Нет, все это я придумала, даже очень хорошо помню, как. Я сидела в Вене в драматическом театре. Я все понимала, но мне было дико скучно – очень тоскливый был спектакль. И я сидела и придумывала, как все сложится в моем романе «Курица в полете».
«…геолог уговорил меня поехать с ним на Урал поварихой в геологическую экспедицию. Я отважилась на эту авантюру, и не зря!» («Путешествие оптимистки»).
В жизни все было немного подругому. Я гуляла с собакой, познакомилась с геологом на бульваре – у него тоже была собака, и он меня пригласил в экспедицию. Я поехала – по времени это заняло три месяца. В экспедиции было 15 человек. Я умела готовить, но там, конечно, растерялась. Потому что готовить, собственно, не из чего было… Мне было 27 лет, но у меня было какоето запоздалое развитие. В экспедицию поехала как полная дура. Вопервых, с большой собакой (она была больна, и врач сказал, что ей будет очень полезно пожить в лесу). Вовторых, с пишущеймашинкой для переводов и со словарями. По утрам я, накормив команду, садилась за машинку на улице, под навесом, шофер мне делал в банке изпод селедки такой «дымарь» (там было очень много слепней, чтобы отпугивать их, какието головешки в банку клали, они тлели). Я сидела поддымовой завесой и переводила… Вообще я всегда вспоминаю это с большим удовольствием, с начальникомтой партии дружу по сей день.
К моему счастью, все 15 человек группы собирались далеко не всегда, поэтому кормить сразу столько народу мне почти не приходилось. Ну, привыкла, научилась. Когда стараешься, все получится… Конечно, физически было тяжело, и руки у меня тогда были жуткие – меню в основном состояло из грибов и картошки. Представляете, все время чистить грибы и картошку? Страшное дело! Замечательная была эскапада!
Я не хотела выйти замуж, чтобы просто быть замужем. Это никогда! Лично мне тезис «замуж не берут – значит, жизнь не удалась» всегда казался очень архаичным. А человека, за которого я могла бы выйти замуж, я встретила так поздно, что смешно было бы, да и невозможно.
«Когда мы на целый день остались вдвоем, он вдруг подошел ко мне сзади и крепко обнял» («Путешествие оптимистки»).
Конечно, романы у меня там были. Целых два!
«Ты окончила литературный институт? Но ты же собиралась в Архитектурный». – «Архитектурный я и окончила и работала в одной фирме…» («Два зайца, три сосны»)
Нет, после школы я нигде не училась и не работала, я всегда была вольным художником. Коллективы наводили на меня тоску. Поскольку в советское время нельзя было нигде не «числиться», я считалась литературным секретарем одного писателя, друга семьи, Геннадия Фиша. А как только я начала переводить, меня приняли – даже не помню толком, как это называлось, кажется, объединение литераторов при издательстве «Художественная литература». Вот в нем я и состояла до того момента, пока меня не приняли в Союз писателей.
«Я рада, что не выйду замуж за Женю! Вообще не хочу ни за кого замуж! Будь я замужем, разве могла бы ввязаться в такую упоительную авантюру, как эта поездка?» («Гормон счастья»).
Я не хотела выйти замуж, чтобы просто быть замужем. Это никогда! Лично мне тезис «замуж не берут – значит, жизнь не удалась» всегда казался очень архаичным. Я никогда не стремилась выйти замуж ради статуса или «штампа». А человека, за которого я могла бы выйти замуж, я встретила так поздно, что смешно было бы, да и невозможно. Выходить замуж без любви, просто чтобы выйти замуж – для меня это всегда было абсурдом. Я никогда не понимала – зачем? И потом, я всегда видела столько браков вокруг – во всех были какието отрицательные моменты, ну, за редким исключением. Вот брак моих родителей был очень удачным. Хотя не без сложностей, но они прожили вместе пятьдесят лет, была даже золотая свадьба. Они очень подходили друг другу. А я не встретила такого подходящего человека в подходящее время.
«Что вы такое говорите? У меня в жизни был только один мужчина – мой муж!»–«Господи, какой кошмар, до чего ж вы несчастная женщина, я даже не думала», – искренне воскликнула Евгения Вениаминовна» («Курица в полете»).
Да, романов было много. Но мне никогда не хотелось увенчать их совместным проживанием. Я вам скажу так: я почемуто всегда влюблялась в женатых мужчин. А уводить не умею начисто, категорически, душе моей это просто претит. Я никогда не жила вместе с кемто – ну, не считая нескольких дней, может быть, недель. Сейчас я не могу представить, что буду делить с кемто одну территорию постоянно – так привыкла. В пресловутую теорию «стакана воды перед смертью» я не верю. А вдруг пить не захочется? Или, представьте, прожили вы с кемто без безумной любви, всю жизнь страдали и терпели то, что вам не нравилось – подали ему воду и остались в одиночестве… А уж сейчас «расписываться» молодым стоит, только если большая любовь… Моя мама тоже очень не хотела официально выходить замуж. Они прожили с папой 13 лет до моего рождения, и только когда я родилась, расписались. Мама не хотела регистрации, говорила – «распишемся и сразу разбежимся», но они не разбежались.
«И кто сказал, что счастье – это обязательно мужик? – думала Соня. Нет, мое счастье в другом. Я еще нестарая, свободная, я езжу по миру, и никто мне не нужен, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливой. Я вернусь домой, где никто не будет меня пилить и диктовать мне, как следует поступить в той или иной ситуации. Я нашла свое место в жизни, нашла себя, что называется. Да, это и есть мое призвание» («Три полуграции»).
Я никогда не жила вместе с кем-то – ну, не считая нескольких дней, может быть, недель. Сейчас я не могу представить, что буду делить с кем-то одну территорию постоянно – так привыкла. В пресловутую теорию «стакана воды перед смертью» я не верю. А вдруг пить не захочется?
О чем я могу жалеть, если все замечательно, если сложилось так, как оно сложилось. Вы берете у меня интервью, у меня безумные тиражи, отдача огромная. Я получаю удовольствие от своей работы … Вопервых, я получаю невероятное удовольствие от самого процесса написания книг. И отдача тоже доставляет массу удовольствия. На встречах с читателями всегда подходят женщины и говорят, что я их излечила от депрессии. А вчера получила письмо от одной постоянной читательницы – она моими книжками стала лечить знакомых. Говорит, всем помогает, даже мужчинам. Если они снисходят до чтения «женской прозы», то потом читают с удовольствием.
«В ней просыпалась такая радость жизни, какой она еще никогда не испытывала, и ей дела не было ни до кого. Она любила себя и впервые любила себя в этой жизни» («Курица в полете»).
Что приносит мне наибольшую радость? Все! Я получаю удовольствие от самой жизни, от любого пустяка. От того, что мне жарко, а я выпила холодной воды – это для меня уже удовольствие и радость. С этим надо родиться, мне так кажется. Хотя, наверное, можно и научиться.
«Я – несокрушимая оптимистка. И не то чтобы жизнь очень уж баловала меня, нет, хватало всякого, и страшного, и муторнотяжелого – словом, все как у людей, но, видимо, оптимизм – это чтото биологическое! Как бы паршиво ни было, я всегда знаю – все будет хорошо, и, как ни странно, очень часто оказываюсь права» («Путешествие оптимистки»).
«Путешествие оптимистки» вообще на 70 процентов написано обо мне. Я недавно была в Воронеже и там вспомнила строки поэта Никитина, которые для меня как девиз – «Уж ты плачь иль не плачь – слез никто не видит. Загорюйзатоскуй – курица обидит». Это очень правильно.
Хотя я очень легко расстраиваюсь. Если ктото заболел – и расстраиваюсь, и горюю, и убиваюсь, но изза пустяков – никогда. Восемь лет назад я попала в больницу, пробыла там три месяца, была на грани жизни и смерти. Я же еще подбадривала врачей. Меня привозили на перевязку, я спрашивала: ну как? А врачи люди очень осторожные и суеверные. Говорят – нормально. Я спрашиваю: вы мне скажите – не хуже? Они говорят – нет, не хуже! Я говорю: так это уже замечательно! Они смотрели на меня как на идиотку. Но когда я выписывалась, они сказали: «Вы большой молодец. 50 процентов нашего успеха, а 50 процентов – ваш оптимизм».
«Что это? – ошалело спросила я. «Кот!» Это и в самом деле был кот! Огромныйкруглый котище, связанный из шерсти, рыжий, в коричневуюкрупную полоску» («Зюзюка, или Как важно быть рыжей»).
Как раз такого в моей коллекции кошек нет, я его просто видела. Такогоне хочу – он слишком большой. Вообще я обожаю кошек. Но… живу на 12м этаже, часто уезжаю. Для кошкитакая жизнь была бы мучением.А коллекция моя началась совершенно случайно. Мне ктото подарил статуэтку кошки. Потом случайно еще одну встретила и купила, еще одну кто-то подарил – так и стала прирастать. Потом друзья мои очень обрадовались, стали дарить. У меня недавно был день рождения 24 апреля, так мне подарили целую кошарню.
«После обеда Нина рассказывала о своей жизни и о путешествиях. За последние три года где онатолько не побывала – и в Париже,и в Риме, и на Канарских островах, и в Египте, и в Израиле,и в Америке…» («Полоса везения»).
О чем я могу жалеть, если все замечательно, если сложилось так, как оно сложилось. Выберете у меня интервью, у меня безумные тиражи, отдача огромная. Я получаю удовольствие от своей работы … Во-первых, яполучаю невероятное удовольствие от самого процесса написания книг.
Да, я стараюсь как можно чаще кудато сваливать. Всему остальному я предпочитаю Израиль. У меня там много друзей – езжу к ним, и страну очень люблю. Вопервых, там море – Средиземное, целебное, я обязательно купаюсь. Вообще всюду, где я побывала, мне хочется снова туда поехать. Только в Турции почемуто не слишком понравилось. В Тунисе я была три раза, на Канарах два раза, на Мальорке только раз. В прошлом году я была на Корфу, массу удовольствия получила. В Америку ездила, к друзьям. В Германии была много раз. Вот в азиатских странах не бывала. Както меня экзотика не привлекает – побаиваюсь, не дай Бог, змея какая-нибудь или еще что-то.
«Я закончила еще один роман во много благодаря чудесной женщине, Тамаре Игнатьевне. Она приходила пока через день, и я могла совсем не заниматься домом» («Два зайца, три сосны»).
Это такая киношная ассоциация – писатель не приспособлен к жизни. Я всегда вспоминаю, как показывали в старых фильмах: композитор ночью вскакивает с всклокоченной головой, в ночной рубашке, бежит к роялю, чтото играет – его посетила муза… На самом деле ни один композитор так не сочиняет. Писатель тоже. Меня иногда спрашивают – как писать без вдохновения? Я отвечаю: вдохновение приходит, когда уже сидишь и работаешь.
«Больше всего люблю такое свое состояние, когда кажется, что пишу не я, а только кончики пальцев, тогда все получается как нельзя лучше. А когда пишешь головой, все выходит натужно» («Два зайца, три сосны»).
Главное – сесть за книгу. Бывает, что тебя какаято мысль осенит в другом месте, как в Венском театре, когда мне стало скучно, я стала думать о работе. А так, просто… Это поэты ждут вдохновения. А прозаик – он сидит и пишет. И так же в процессе написания. Я даже никогда не знаю, о чем буду писать. Вот я сяду, а что у меня будет на следующей странице – бог его знает, куда меня кривая вывезет. Я никогда не делаю плана книги. У меня только одна книжка так написана – даже не по плану, а просто я заранее знала, как пойдет сюжет и как все закончится – «Плевать на все с гигантской секвойи». Я сначала придумала коллизию и ее придерживалась. Но вообще мне интереснее писать, когда я ничего не знаю, когда мне не надо кудато рулить, а оно само выходит… Когда я недавно была на встрече с читателями в Казани, мне сказали: «Вы любите свою Марго из «Крутой дамочки», а Алю – нет». Я сказала – Алю я любила, а потом она мне разонравилась, потому что она какаято ханжа – не потому что я так захотела, это само вышло.
«Я работала как заведенная – у меня была хорошая полоса. Мне вообще весной и летом работается лучше. И я, как ни странно, люблю летом в Москве работать, особенно в выходные дни» («Два зайца, три осны»).
Это все про меня! Только что закончилась поездка по нескольким городам – и в Воронеже были, и в Казани, и в Питере, и в Ельце – встречи с читателями, выступления, интервью. Было и приятно, и интересно. Но я с нетерпением жду, когда можно будет сесть за работу, чтобы никто и ничто меня не отвлекало… Я действительно почемуто больше всего люблю писать летом. Весной и летом. Так что сейчас – мое время.
Жизнь стала полегче, люди старались получше кормить своих детей. А сколько мы всегда готовили?! Сейчас столько приготовь – никто ничего не съест. Сейчас в гости приходишь, едят гораздо меньше. Признак того, что голод отсутствует. А в застой изобильные застолья – показатель благополучия и достатка хозяев.
…Мы с моими подругами, когда предстоял чейто день рождения, за неделю, а то и больше, садились, составляли список – что из продуктов есть, что можно достать, кто что будет готовить, как, что… У меня день рождения в апреле, так я с Нового года начинала думать: встретилась банка зеленого горошка, так я ее куплю, потому что надо будет сделать салат. Летом еще делали овощной. Кроме того, я диабетик, мне не так много чего можно. Пирогов уже не в полете». Причем смешное совпадение, что героиня, Элла, становится телеведущей кулинарного шоу. Мне в прошлом году предложили вести кулинарное шоу, но я отказалась. Это очень тяжело. Требует много времени и физических сил. Я один раз только готовила в эфире – в «Кулинарном поединке», и вот от этого получила истинное удовольствие. Терпеть не могу телевидения! Потому что обычно приглашают на ток-шоу. Там сидишь, тебе говорят – обязательно надо как-то высказаться по теме. Находишь какую-то мысль. И за несколько минут до тебя эту мысль высказывает ктото другой, и надо судорожно соображать, что бы еще сказать, а там не самая располагающая обстановка. В общем, это я не люблю… Мне вообще случается попадать в ситуации, описанные в собственных книгах.
Что можно отнести к моим женским слабостям? Могу бесконечно болтать с подругами – обо всем. Легко трачу деньги – причем на все. На путешествия, на походы по магазинам, на уход за собой. На такси.
«Следить за чистотой и порядком в роскошной квартире, отделанной по последнему слову современной техникиидизайна,нетакужсложно. Приготовитьужин–вообщедляменя семечки» («Хочу бабу на роликах!»).
Я веду сугубо домашний образ жизни, я вообще домоседка – если не считать путешествий и разъездов по работе. Вряд ли меня можно назвать хорошей хозяйкой. Я это не слишком люблю. Убирать, стирать… Вот готовлю действительно хорошо.
«Она решила, что сегодня приготовит ему такой ужин, что он поймет, как она его любит» («Курица в полете»).
Сейчас я почти не готовлю – или крайне редко. Вопервых, сейчас можно пойти и купить чтото готовое или просто заказать, все будет вкусно. Ну, или можно приготовить какоето одно блюдо. Парадокс. Раньше все было иначе, но все ходили друг к другу в гости, обязательно накрывали огромные, изобильные столы, все безумными трудами давалось.
Это было естественно: после революции, лишений войны, потом, когда пеку. Перестала делать вареники с вишней, которые раньше творила каждое лето. В прошлом друзья меня просто насиловали. Приезжали, привозили вишню – вот, делай! Приходилось делать. Сейчас уже нет…
«Надо просто три дня поголодать. Возникнет волшебная легкость в организме – и блузка будет сидеть отлично» («Курица в полете»).
Ну, моя героиня, Элла, не садилась на диету, она немножко поголодала. Это возможно в экстремальной ситуации. Но это не для меня. Я никогда не голодала. Я вообще к этому очень спокойно относилась. На всех всегда находятся любители. Это сейчас дети с раннего возраста зомбируются – 90–60–90, а иначе жить нельзя! Кстати, мама не настаивала, чтобы я похудела. Она просто считала – лучше бы я была не такая толстая. Но моя полнота мне не мешала. Ни в чем и никогда.
«О чем ты пишешь в своих романах?» – «О любви, о чем же еще!» («Два зайца, три сосны»).
Конечно, о любви. Когда меня спрашивают, какая из моих книг самая любимая, обычно отвечаю – «Курица Ульяна из «Хочу бабу на роликах!» едет со своим кавалером во Франкфурт. Через пару лет после выхода романа я со своим кавалером тоже поехала во Франкфурт. Или Олеся из «Двух зайцев, трех сосен» утопила свой мобильник со всеми записанными телефонами. А у меня через несколько недель после публикации мобильник украли – и все контакты тоже пропали… Еще из своих книг люблю «Два зайца, три сосны». Честно сказать, я все свои книги люблю. Не буду говорить, что все они мне как дети, но мне ни за одну не стыдно.
«Испортили, гады, мне несколько романов!.. Врут как сволочи, сулят невесть чего, пока ты не продала им права, а там вообще забывают о твоем существовании, ни разу даже не предупредили, что сериал будет называться иначе, что его будут показывать по телику» («Два зайца, три сосны»).
Я категорически против телеэкранизации моих романов. Уже был печальный опыт. Два получились просто чудовищными, один – ничего себе, а еще два вполне приличные. Не знаю, с чем это связано – с бюджетом, режиссерами или актерами… Больше я с телевидением связываться не хочу. Правда, если придет ко мне приличный режиссер и скажет – хочу экранизировать ваш роман и буду биться за каждую сцену, может быть, я подумаю. Но пока никто не приходил.
«Мне, когда я начинала, приходилось писать книгу в месяц. Иначе бы я не пробилась. Но это были не романы, а детские сказки. Сказок я больше не пишу, но они сослужили мне добрую службу» («Два зайца, три сосны»).
Я написала огромное количество детских детективов. Они попрежнему издаются небольшими теперь уже тиражами (впрочем, они всегда издавались небольшими тиражами, но детские книги – это другая история).
Конечно, интереснее писать взрослые романы. Вообще первое, что я написала, это было «Путешествие оптимистки» в 1995 году. А потом, чтобы както выбиться на рынке, я стала писать детские детективы. Меня спровоцировали на это. Но это была такая каторжная работа – книгу в месяц надо было сдавать, чтобы пробиться на рынок. А потом, уже когда я со взрослыми както раскрутилась, я это дело бросила окончательно. Кстати, этот опыт пошел мне на пользу. Чтобы довести до конца все сюжетные линии, развязать все узелки – для этого нужна именно «детективная» практика, которая у меня, слава Богу, была!
«Она, например, пишет, что в ресторане подали меню вин. Но ведь это называется карта вин?» («Три полуграции»).
У меня нет редактора! Раньше в редакторы шли несостоявшиеся писатели, сейчас – недоученные девочки. Например, у меня в книге было всем известное выражение «говна пирога». Редактор зачеркнул и написал сверху: «говна пирОга»? Потому что языка, выражения этого он не знает, зато вот знает, что есть такая лодка – пирога.
«Роскошная завязка для романа. Я имею в виду литературный жанр» («Два зайца, три сосны»).
Завязку можно взять откуда угодно. Сложнее с финалом. Да, у меня всегда счастливый финал. Это не требование издателей – мне, слава богу, никаких условий не ставят. Мне кажется, это традиция жанра. Потом, я пишу достаточно позитивные вещи. Если все поумирают – просто зачем? К тому же я просто не могу этого делать. Когда я писала «Зеленые холмы Калифорнии», сначала хотела убить бабушку. Ну, для сюжета надо было, чтобы она умерла. Но я поняла, что не смогу работать. Рука не поднималась ее убить. И сейчас, в «Крутой дамочке», хотела прикончить Нуцико, но не смогла. Пришлось пожертвовать Матильдой Пундик – она не такая близкая… Обычно я пишу гдето по четыре страницы в день, когда начинаю – медленнее, ближе к финалу – больше.
Я вообще люблю получать удовольствие от жизни, я уже говорила. И, кроме того, сейчас имею возможность помочь многим людям вокруг – помочь буквально деньгами. Это тоже доставляет мне удовольствие.
«В одном мне не откажешь – друзей я выбирать умею. Никто из них не остался равнодушным» («Путешествие оптимистки»).
Что приносит мне наибольшую радость? Все! Я получаю удовольствие от самой жизни, от любого пустяка. От того, что мне жарко, а я выпилахолодной воды – это для меня уже удовольствие и радость. С этим надо родиться, мне так кажется. Хотя, наверное, можно и научиться.
Главное – сесть и сосредоточиться. Сюжеты я выдумываю, причем на ходу, а затем наполняю реальными событиями и людьми. Хороший способ избавиться от обид – вывести неприятного человека в книге.
«Лялечка, черт бы ее взял, Верка с Римкой снюхалась, мстит, паскуда, Римма со свету сживает буквально, ну и Аля…» («Крутая дамочка»).
Лев Александрович – это абсолютно реальный человек. Ну что значит – столько лет! Старшее поколение вообще както выносливее и талантливее в отношениях с женщинами. Подумаешь, бабник! Лучше бабник, чем правильный зануда… Тот человек, с которым я могла бы связать свою жизнь? Он был усталый бабник. Как он себя вел вдали от меня – не знаю, он часто уезжал на полигон, а я никогда не задумывалась на эту тему. На полигоне нет никакой опасности? Наоборот, там военный городок и масса одиноких женщин – разведенных и вдов. Но я никогда не задумывалась на эту тему. Ему было 57 лет, у него были взрослые дети и внуки. Мы очень… понимали друг друга. Но он умер много лет назад… Нет, личная жизнь на этом не закончилась, романы у меня с тех пор бывали. Последний закончился полтора года назад. Мы сидели в ресторане, обедали, и мне вдруг стало невыносимо скучно. Я смотрела на своего спутника и думала – зачем? Так странно, пять лет не было скучно, и вдруг почемуто стало… Практически тогда же все закончилось. Чем меня можно покорить? Заинтересовать, наверное. Удивить. Главное, чтобы глаза у меня загорелись.
«Мы как ни в чем не бывало отправились в ювелирную лавчонку. Это был крохотный закуток, сплошь завешанный недорогими, но красивыми украшениями из серебра, меди и мельхиора» («Гормон счастья»).
Что можно отнести к моим женским слабостям? Могу бесконечно болтать с подругами – обо всем. Легко трачу деньги – причем на все. На путешествия, на походы по магазинам, на уход за собой. Люблю хорошие духи и кремы. Еще мне нравятся красивые сумки. Нет, «Биркин» у меня нет – я равнодушна к брендам. Вещь должна понравиться мне сама по себе, а не этикеткой. На такси. Скажем, сегодня на интервью меня привезла машина из издательства, а по своим личным делам я езжу на такси – водить машину самой мне никогда не хотелось.
«Я должна была экономить каждый пфенниг, что было мне глубоко чуждо» («Полоса везения»).
Сказать, чтобы я разумно и расчетливо распоряжалась деньгами, нельзя. Но и нельзя сказать, что я безумная транжирка. В силу возраста у меня уже не те потребности.
«И что, вы вообще всех мужчин идиотами считаете? – поинтересовался он, весело глядя на меня. «Не всех, но многих» («Полоса везения»).
Что я могу пожелать читательницам вашего журнала? Оптимизма. Успеха. Независимости. Любовь – это прекрасно, но нельзя полностью растворяться в другом человеке, погружаться в него до такой степени, чтобы забыть о себе. Разрыв болезнен сам по себе, а если женщина, да еще с ребенком, остается без материальной поддержки – это ужасно. Конечно, в наше время никто не умирает от голода, но часто женщина остается в ужасных условиях. Чтобы этого не произошло, обязательно нужно быть независимой, хотя бы материально. Необходимо осознавать, что если твой мужчина уйдет – ты поплачешь, тебя это ранит, но жизнь не кончится. Это не феминизм, это время такое. У современных мужчин исчезло представление об обязанностях. Из любой трудной ситуации женщина найдет выход. А мужчина, если что-то не ладится, заляжет на диван и впадет в депрессию!